Рожденная в огне [= Огненная роза ] - Нора Робертс

Патриция ушла, но Джозеф продолжал смотреть ей вслед, словно она, видимая лишь ему одному, еще находилась в комнате.

– И вы продолжаете утверждать, – нарушила молчание Мегги, – что ваше сердце принадлежит мне?

Он непонимающе взглянул на нее, потом улыбнулся.

– Как она хороша, правда?

– Трудно отрицать, Джозеф.

– Я ведь еще сто лет назад влюбился в нее. До того, как она вышла за Робби. Но никогда не думал.., не надеялся. Был уверен, что ее избранник Роган.

– Даже я думала так же. Но теперь она счастлива.

Это заметно каждому. Рада за вас.

– Мы не хотим, чтобы… Дело в ее семье. Не думаю, чтобы ее мать была в восторге.

– Черт с ней!

– Патриция рассуждает примерно в том же роде.

Но все-таки не надо пока…

– Даже Рогану?

– Я ведь работаю у него, Мегги. Мы друзья, верно, но я его служащий. А Патриция вдова одного из его близких друзей и женщина, к которой он сам не был равнодушен. Многие были уверены, что она станет его женой.

– Думаю, он сам не был среди них.

– Если и так, все равно я хочу сам ему сказать.

– Договорились, Джозеф. А вы будете молчать насчет моих переживаний по поводу парижских туалетов. Если же Роган заимеет зуб на вас из-за Патриции, значит, он просто дурак.

В Париже было жарко, душно и людно. Уличное движение невыносимое – словно вызов обществу. Автомобили, автобусы, мотоциклы грохотали и мчались, обгоняя друг друга, как если бы все водители хотели одного – выйти победителями из этих смертельных гонок. А по тротуарам, как на параде, шествовали толпы пешеходов. Женщины – большинство из них в коротких юбках; на лицах – утомленность от своей немыслимой красоты и шика, все почти так, как говорил Джозеф. Мужчины такие же шикарные, провожают взглядом женщин, сидя за маленькими столиками уличных кафе, попивая красное вино или крепкий черный кофе.

Везде цветы – розы, гладиолусы, бегонии, львиный зев, ноготки – они занимают прилавки, лежат на скамейках, сверкают под солнцем в руках у длинноногих девушек.

Мальчишки мчатся на роликах, из их сумок торчат, словно копья, длинные хлебные батоны. Стаи туристов выстреливают из своих фотокамер по всем этим уличным пейзажам и сценкам.

А еще – собаки. Город как будто создан для их обитания. Собаки на поводках и без них, носящиеся по улицам и газонам, привязанные у дверей магазинов. И все они, даже милые дворняжки, выглядят по-иностранному, по-французски.

Мегги видит все это из окна своего гостиничного номера, выходящего на площадь Согласия.

Она в Париже! В Париже, где особый воздух, и особые звуки, и особый свет с неба. А ее любовник лежит, как колода, в постели позади нее и спит мертвецким сном.

Так она полагала, во всяком случае. На самом же деле он уже некоторое время наблюдал за тем, как она рассматривает Париж, высунувшись из огромного окна, в одной ночной рубашке, спустившейся с левого плеча.

Вчера вечером, когда они приехали, она не проявила интереса к городу. Расширенными глазами, молча смотрела она на величественный, весь в плюше, вестибюль отеля «Крийон», где Роган заказал номер, и, также не проронив ни слова, пошла за ним после того, как он расплатился с портье.

Когда Роган спросил, нравится ли ей их номер, она лишь пожала плечами.

Это заставило его покатиться со смеху, а потом он сразу увлек ее в постель.

Но сейчас, насколько он мог заметить, она не была так рассеянна, или наоборот, сосредоточена, как вчера. Он чувствовал ее волнение, с каким она разглядывала Париж, который он так любил и хотел ей подарить.

– Если ты высунешься еще больше, – насмешливо сказал он ей в спину, – то, боюсь, на площади остановится движение.

Она вздрогнула и, откинув с лица упавшие волосы, повернулась к нему – туда, где он лежал среди груды простынь и подушек.

– Его не остановит и атомная бомба. Отчего они все так хотят убить друг друга?

– Это вопрос чести. Ну, как тебе город при дневном освещении?

– Переполнен. Больше, чем Дублин. Но он прекрасен, Роган. Похож на старую сварливую хозяйку постоялого двора. Вон там один из торговцев цветами. У него океан цветов! И каждый раз, когда к нему подходят поглядеть или купить, он отворачивается с надменным видом, как если бы торговать было ниже его достоинства. Но деньги все-таки берет и считает каждую монету.

Она вскарабкалась на постель, вытянулась рядом с Роганом.

– Я его очень хорошо понимаю, – со вздохом сказала она. – Ничто так не огорчает, как продавать то, что любишь.

– Но, если он их не продаст, они увянут. – Роган протянул руку, погладил ее по голове. – Если ты не будешь продавать то, что любишь, какая-то часть тебя тоже умрет.

– Да, конечно, – согласилась она. – Ив первую очередь та часть, которая требует есть и пить. Кстати, ты не собираешься позвонить одному из официантов, похожих на адмиралов, и заказать завтрак в номер?

– Что бы ты хотела?

– Я… – Глаза у нее расширились и потемнели. – Все! Но сначала вот это…

Она отбросила простыни, приподнялась и прижалась к нему всем телом.

Позднее она вышла после душа, облаченная в белый махровый халат, висевший на дверях ванной. Роган сидел за столиком у окна гостиной и просматривал газеты. Перед ним стоял кофейник и корзинка с булочками.

– Во Франции и газеты французские, – констатировала Мегги, с удовольствием принюхиваясь к запаху свежего хлеба. – Ты говоришь по-французски и по-итальянски, да?

– Что? – Он сосредоточил внимание на финансовой странице и размышлял, не нужно ли срочно позвонить своему маклеру.

– А еще?

– Что еще? – рассеянно спросил он.

– На каком еще? Я говорю о языках.

– Немного по-немецки. И по-испански довольно прилично.

– А на нашем родном гаэльском[6]?

– Нет. – Он перевернул страницу, намереваясь заглянуть туда, где печатаются сведения об аукционах произведений искусства. – А ты?

– Мать моего отца говорила. Поэтому я выучила немного. – Она положила джем на горячую булочку. – В основном ругательства. Ну, и так, кое-что. Заказать обед во французском ресторане вряд ли смогу. И в ирландском тоже.

– Очень жаль. Мы теряем значительную часть нашего наследия. – Он произнес эти слова серьезно, потому что часто думал на эту тему. – Обидно, что во всей Ирландии только немногие знают свой язык. И я не из их числа. – Он отложил газету, повернулся к Мегги. – Скажи что-нибудь на гаэльском.